Неточные совпадения
Должно быть, или
волк, или
человек».
По бокам парадного крыльца медные и эмалированные дощечки извещали черными буквами, что в доме этом обитают
люди странных фамилий: присяжный поверенный Я. Ассикритов, акушерка Интролигатина, учитель танцев Волков-Воловик, настройщик роялей и починка деревянных инструментов П. Е. Скромного, «Школа кулинарного искусства и готовые обеды на дом Т. П. Федькиной», «Переписка на машинке, 3-й этаж, кв.
— Охота — звериное действие, уничтожающее. Лиса — тетеревей и всякую птицу истребляет,
волк — барашков, телят, и приносят нам убыток. Ну, тогда
человек, ревнуя о себе, обязан
волков истреблять, — так я понимаю…
Человек открыл волосатый рот, посмотрел мутными глазами на Макарова, на Клима и, махнув рукой, пошел дальше. Но через три шага,
волком обернувшись назад, сказал громко...
—
Волков — жалко вам, а о
людях вы рассуждаете весьма упрощенно и безжалостно.
— Ссылка? Это установлено для того, чтоб подумать, поучиться. Да, скучновато. Четыре тысячи семьсот обывателей, никому — и самим себе — не нужных, беспомощных
людей; они отстали от больших городов лет на тридцать, на пятьдесят, и все, сплошь, заражены скептицизмом невежд. Со скуки — чудят. Пьют. Зимними ночами в город заходят
волки…
Где-то очень далеко,
волком, заливисто выл пес, с голода или со страха. Такая ночь едва ли возможна в культурных государствах Европы, — ночь, когда
человек, находясь в сорока верстах от города, чувствует себя в центре пустыни.
Большинство адвокатов — старые судейские
волки, картежники, гурманы, театралы, вполне похожие на
людей, изображенных Боборыкиным в романе «На ущербе».
Там нашли однажды собаку, признанную бешеною потому только, что она бросилась от
людей прочь, когда на нее собрались с вилами и топорами, исчезла где-то за горой; в овраг свозили падаль; в овраге предполагались и разбойники, и
волки, и разные другие существа, которых или в том краю, или совсем на свете не было.
«А когда после? — спрашивала она себя, медленно возвращаясь наверх. — Найду ли я силы написать ему сегодня до вечера? И что напишу? Все то же: „Не могу, ничего не хочу, не осталось в сердце ничего…“ А завтра он будет ждать там, в беседке. Обманутое ожидание раздражит его, он повторит вызов выстрелами, наконец, столкнется с
людьми, с бабушкой!.. Пойти самой, сказать ему, что он поступает „нечестно и нелогично“… Про великодушие нечего ему говорить:
волки не знают его!..»
«
Волком» звала она тебя в глаза «шутя», — стучал молот дальше, — теперь, не шутя, заочно, к хищничеству
волка — в памяти у ней останется ловкость лисы, злость на все лающей собаки, и не останется никакого следа — о
человеке! Она вынесла из обрыва — одну казнь, одно неизлечимое терзание на всю жизнь: как могла она ослепнуть, не угадать тебя давно, увлечься, забыться!.. Торжествуй, она никогда не забудет тебя!»
— Это плохое доказательство. Вот я за вас сегодня поручусь, а вы меня завтра ко дну спустите… Ведь спустите и не поморщитесь. Ха-ха! Нисколько не обижусь, поелику homo homini lupus est. [
человек человеку —
волк (лат.).] Кстати, у вас на святках бал готовится? Отличное дело…
Мелкие речки, текущие в море. — Кости оленей. — Комета. — Что такое солнце? — Река Конор. — Староверы. — Непогода. — Река Сакхома. — Недоразумение с условными знаками. — Река Угрюмая. — Жаренье мяса в земле. — Горы в истоках реки Горелой. — Звезды. — Суеверие дикаря и образованного
человека. — Красные
волки. — Возвращение.
— А вот мой личный враг идет, — промолвил он, вдруг вернувшись ко мне, — видите этого толстого
человека с бурым лицом и щетиной на голове, вон что шапку сгреб в руку да по стенке пробирается и на все стороны озирается, как
волк?
А у нас на деревне такие, брат, слухи ходили, что, мол, белые
волки по земле побегут,
людей есть будут, хищная птица полетит, а то и самого Тришку [В поверье о «Тришке», вероятно, отозвалось сказание об антихристе.
— Бог-то как сделал? — учила она, — шесть дней творил, а на седьмой — опочил. Так и все должны. Не только
люди, а и звери. И
волк, сказывают, в воскресенье скотины не режет, а лежит в болоте и отдыхает. Стало быть, ежели кто Господней заповеди не исполняет…
Покойный дед был
человек не то чтобы из трусливого десятка; бывало, встретит
волка, так и хватает прямо за хвост; пройдет с кулаками промеж козаками — все, как груши, повалятся на землю.
Тот, о ком я говорю, был
человек смелости испытанной, не побоявшийся ни «Утюга», ни «
волков Сухого оврага», ни трактира «Каторга», тем более, что он знал и настоящую сибирскую каторгу.
— Ну, я скажу тебе, голубчик, по секрету, ты далеко пойдешь… Очень далеко. Теперь ваше время… да. Только помни старого сибирского
волка, исправника Полуянова: такова бывает превратность судьбы. Был
человек — и нет
человека.
Старче всё тихонько богу плачется,
Просит у Бога
людям помощи,
У Преславной Богородицы радости,
А Иван-от Воин стоит около,
Меч его давно в пыль рассыпался,
Кованы доспехи съела ржавчина,
Добрая одежа поистлела вся,
Зиму и лето гол стоит Иван,
Зной его сушит — не высушит,
Гнус ему кровь точит — не выточит,
Волки, медведи — не трогают,
Вьюги да морозы — не для него,
Сам-от он не в силе с места двинуться,
Ни руки поднять и ни слова сказать,
Это, вишь, ему в наказанье дано...
Нужно организовать иное управление миром, управление
человеком, при котором не будет невыносимых страданий,
человек человеку будет не
волком, а братом.
Если общество есть природа, то оправдывается насилие сильного над слабым, подбор сильных и приспособленных, воля к могуществу, господство
человека над
человеком, рабство и неравенство,
человек человеку —
волк.
Если вдруг выпадет довольно глубокий снег четверти в две, пухлый и рыхлый до того, что нога зверя вязнет до земли, то башкирцы и другие азиатские и русские поселенцы травят, или, вернее сказать, давят, в большом числе русаков не только выборзками, но и всякими дворными собаками, а лис и
волков заганивают верхами на лошадях и убивают одним ударом толстой ременной плети, от которой, впрочем, и
человек не устоит на ногах.
Одним словом, бабы приготовили глухой отпор замыслам грозного батюшки-свекра. Ждали только Артема, чтобы объяснить все. Артем приехал с Мурмоса около Дмитриевой субботы, когда уже порошил снег. Макар тоже навернулся домой, — капканы на
волков исправлял. Но бабьи замыслы пока остались в голове, потому что появился в горбатовском дому новый
человек: кержак Мосей с Самосадки. Его зазвал Артем и устроил в передней избе.
Ванька вспомнил, что в лесу этом да и вообще в их стороне
волков много, и страшно струсил при этой мысли: сначала он все Богородицу читал, а потом стал гагайкать на весь лес, да как будто бы
человек десять кричали, и в то же время что есть духу гнал лошадь, и таким точно способом доехал до самой усадьбы; но тут сообразил, что Петр, пожалуй, увидит, что лошадь очень потна, — сам сейчас разложил ее и, поставив в конюшню, пошел к барину.
Был слышен лязг вынимаемой шашки. Мать закрыла глаза, ожидая крика. Но стало тише,
люди ворчали, огрызались, как затравленные
волки. Потом молча, низко опустив головы, они двинулись вперед, наполняя улицу шорохом шагов.
У нас война! Красавцы молодые,
Вы, хрипуны (но хрип ваш приумолк),
Сломали ль вы походы боевые,
Видали ль в Персии Ширванский полк?
Уж
люди! Мелочь, старички кривые,
А в деле всяк из них, что в стаде
волк.
Все с ревом так и лезут в бой кровавый,
Ширванский полк могу сравнить с октавой.
Из
людей и вообще из каких-либо живых существ не попадалось никого, и только вдали как будто бы что-то такое пробежало, и вряд ли не стая
волков.
— Ну да, мы; именно мы,"средние"
люди. Сообрази, сколько мы испытали тревог в течение одного дня! Во-первых, во все лопатки бежали тридцать верст; во-вторых, нас могли съесть
волки, мы в яму могли попасть, в болоте загрузнуть; в-третьих, не успели мы обсушиться, как опять этот омерзительный вопрос: пачпорты есть? А вот ужо погоди: свяжут нам руки назад и поведут на веревочке в Корчеву… И ради чего? что мы сделали?
Тяжелы были мне эти зимние вечера на глазах хозяев, в маленькой, тесной комнате. Мертвая ночь за окном; изредка потрескивает мороз,
люди сидят у стола и молчат, как мороженые рыбы. А то — вьюга шаркает по стеклам и по стене, гудит в трубах, стучит вьюшками; в детской плачут младенцы, — хочется сесть в темный угол и, съежившись, выть
волком.
А
люди носились по палубе всё быстрее, выскочили классные пассажиры, кто-то прыгнул за борт, за ним — другой, и еще; двое мужиков и монах отбивали поленьями скамью, привинченную к палубе; с кормы бросили в воду большую клетку с курами; среди палубы, около лестницы на капитанский мостик, стоял на коленях мужик и, кланяясь бежавшим мимо него, выл
волком...
Большой серый
волк стоял над спящею волчицей и зорко следил за подозрительным
человеком в белой одежде, который бродит неизвестно зачем ночью около звериного жилья.
Но
человек без языка шевельнулся на земле так, как недавно шевельнулся ему навстречу
волк в своей клетке. Он подумал, что это тот, чей голос он слышал недавно, такой резкий и враждебный. А если и не тот самый, то, может быть, садовый сторож, который прогонит его отсюда…
Старики хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак
людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и
волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения.
Когда он встречался с
человеком, имеющим угрюмый вид, он не наскакивал на него с восклицанием: «Что волком-то смотришь!» — но думал про себя: «Вот
человек, у которого, должно быть, на сердце горе лежит!» Когда слышал, что обыватель предается звонкому и раскатистому смеху, то также не обращался к нему с вопросом: «Чего, каналья, пасть-то разинул?» — но думал: «Вот милый
человек, с которым и я охотно бы посмеялся, если бы не был помпадуром!» Результатом такого образа действий было то, что обыватели начали смеяться и плакать по своему усмотрению, отнюдь не опасаясь, чтобы в том или другом случае было усмотрено что-либо похожее на непризнание властей.
Шалимов. Э! Что усы! Оставим их в покое. Вы знаете пословицу: с
волками жить — по-волчьи выть? Это, скажу вам, недурная пословица. Особенно для того, кто выпил до дна горькую чашу одиночества… Вы, должно быть, еще не вполне насладились им… и вам трудно понять
человека, который… Впрочем, не смею задерживать вас…
— А что такое он сделал? Он был у тебя в долгу, так диво ли, что вздумал расплатиться? Ведь и у разбойника бывает подчас совесть, боярин: а чтоб он был добрый
человек — не верю! Нет, Юрий Дмитрич, как
волка ни корми, а он все в лес глядит.
Тот Всеслав
людей судом судил,
Города Всеслав князьям делил,
Сам всю ночь, как зверь, блуждал в тумане.
Вечер — в Киеве, до зорь — в Тмуторокани,
Словно
волк, напав на верный путь.
Мог он Хорсу бег пересягнуть.
— Эта встреча плохо отозвалась на судьбе Лукино, — его отец и дядя были должниками Грассо. Бедняга Лукино похудел, сжал зубы, и глаза у него не те, что нравились девушкам. «Эх, — сказал он мне однажды, — плохо сделали мы с тобой. Слова ничего не стоят, когда говоришь их
волку!» Я подумал: «Лукино может убить». Было жалко парня и его добрую семью. А я — одинокий, бедный
человек. Тогда только что померла моя мать.
Забастовщики угрюмо жмутся друг ко другу, почти не отвечая на раздраженные возгласы толпы, влезают на решетку сада, беспокойно поглядывая в улицы через головы
людей, и напоминают стаю
волков, окруженную собаками. Всем ясно, что эти
люди, однообразно одетые, крепко связаны друг с другом непоколебимым решением, что они не уступят, и это еще более раздражает толпу, но среди нее есть и философы: спокойно покуривая, они увещевают слишком ретивых противников забастовки...
Росту большого, глаза черные, и душа у него темная из глаз глядела, потому что всю жизнь этот
человек в лесу один жил: медведь ему,
люди говорили, все равно, что брат, а
волк — племянник.
— Ка-ак же! — со злобой и насмешкой воскликнул Лунёв. — Нюхают, обложить хотят, как
волка в лесу. Ничего не будет, — не их дело! И не
волк я, а несчастный
человек… Я никого не хотел душить, меня самого судьба душит… как у Пашки в стихе сказано… И Пашку душит, и Якова… всех!
Юсов. Именно выгнать. Не марай чиновников. Ты возьми, так за дело, а не за мошенничество. Возьми так, чтобы и проситель был не обижен и чтобы ты был доволен. Живи по закону; живи так, чтобы и
волки были сыты, и овцы целы. Что за большим-то гоняться! Курочка по зернышку клюет, да сыта бывает. А этот уж что за
человек! Не нынче, так завтра под красную шапку угодит.
— Молчал бы! — крикнул Ананий, сурово сверкая глазами. — Тогда силы у
человека больше было… по силе и грехи! Тогда
люди — как дубы были… И суд им от господа будет по силам их… Тела их будут взвешены, и измерят ангелы кровь их… и увидят ангелы божии, что не превысит грех тяжестью своей веса крови и тела… понимаешь?
Волка не осудит господь, если
волк овцу пожрет… но если крыса мерзкая повинна в овце — крысу осудит он!
— Да… «Распадается великая Россия, творится в ней неподобное, совершается ужасное, подавлены
люди скорбью бедности и нищеты, извращаются сердца завистью, погибает терпеливый и кроткий
человек русский, нарождается лютое жадностью бессердечное племя людей-волков, людей-хищников и жестоких.
1-й гость. Такая скучища, что просто разбежался бы и головой об стену! Ну,
люди, господи помилуй!.. Со скуки да с голоду
волком завоешь и
людей грызть начнешь…
Мамаев. Она женщина темперамента сангвинического, голова у ней горячая, очень легко может увлечься каким-нибудь франтом, черт его знает, что за механик попадется, может быть, совсем каторжный. В этих прихвостнях Бога нет. Вот оно куда пошло! А тут, понимаешь ты, не угодно ли вам, мол, свой, испытанный
человек. И
волки сыты, и овцы целы. Ха, ха, ха! Понял?
Глумов. А вот еще обстоятельство! Чтоб со стороны не подумали чего дурного, ведь
люди злы, вы меня познакомьте с Турусиной. Там уж я открыто буду ухаживать за племянницей, даже, пожалуй, для вас, если вам угодно, посватаюсь. Вот уж тогда действительно будут и
волки сыты, и овцы целы.
Всегда как-то так случается, что едешь лесом, а уж коль скоро снится
человеку лес, то непременно приснятся и
волки.
Васса. Ну ладно, ладно! Дай бог нашему теляти
волка поймати. (Людмиле неожиданно и громко.) Отца полюбила я, когда мне еще не минуло пятнадцати лет. В шестнадцать — обвенчались. Да. А в семнадцать, когда была беременна Федором, за чаем в Троицын день — девичий праздник — облила мужу сапог сливками. Он заставил меня сливки языком слизать с сапога. Слизала. При чужих
людях. А нашу фамилию Храповых —
люди не любили.